Екатерина Ливанова (Кэт Бильбо) 

________________________________________________________________________________

Престарелая весна
Приходила с полусна
В зарешеченные двери
Разбросала семена
Hеприкаянных смертей
Зачарованных детей
Зарыдала, раскидала
Сорок проданных мастей

Кровь и слезы, как вода
В землю, в корни, как всегда
Засекреченные зерна
Прорастают в никуда
Черным спиртом по глазам
Hе откроется сезам
За изломанные стекла
Hе пробиться голосам

Восходили в облака
Возвратились свысока
Заливали звездной кровью
Горы черного песка
Кто с разбегу, кто взахлеб
Камень в стену, пулю в лоб
Раскрутили, оплатили
Искупительный озноб

Скороспелая весна
Подсчитала времена
В обездоленные руки
Собирала имена
Зачарованных гостей
Человеческих детей…

* * *
Ленке Тени

Черной нитью промчатся в ночи недотроги —
То ли птицы кричат, то ли кони поют…
А на лицах осел тонкий пепел тревоги —
Слушай эхо, зовущую память свою.

Этот вкус леденящий неведомых странствий
Облачает нас в белый блестящий металл,
Мы не властны над бешеной пляской пространства,
Отражений и бездн, витражей и зеркал.

Мы проходим по нитям, связующим тайны,
Мы сплетаем их в тонкую зыбкую вязь;
Наши лица бледны, наши встречи — случайны,
Вечность светится болью в прозрачности глаз.

Что нас гонит, что ждет, что пути открывает?
Кто мы — боги? Иль тени творенья основ?
Вот — в сплетениях рук — наша память живая,
Мы — единый огонь сотворяющих слов.

* * *

Медали начищены — мудрость и боль.
Колдун, демиург, проповедник, герой…
Льют воду и спирт, сыплют пепел и соль
Вещатели Истины — каждый второй.
Мы все преисполнены правых идей,
Устав от покоя, мы ищем врагов,
Рисуем на лицах, теряя друзей,
Фигуры из черных и белых кругов.
Как грозно, не глядя, не помня, сплеча
Трагический ритм отбивают мечи!
В ночи или днем — наша кровь горяча,
И часто и сбивчиво сердце стучит,
И уши, как ватой, заложены мглой,
И гнев, словно дым, выедает глаза,
И души засыпаны свежей золой —
Горит под ногами дорога назад.
Мы жадно глотаем хмельное питье —
Нас боль, как вино, опьяняет и жжёт,
Мы делим добро на твое и мое,
Сражается черное с белым, и вот —
Сползаются серые твари из дыр,
Из нор и расщелин, из душ и из глаз,
Но мы продолжаем делить этот мир,
А подлинный смысл ускользает от нас…

Крылатая ночь ослабела от ран,
Пылающий день истекает огнем…
На древках фантазий — блестящий обман,
И мы, как безумные, мечемся в нем.
И нас поглощает чудовищный транс,
И страх застилает глаза пеленой…

Конечно, понять и простить — это шанс.
Но мы, поскупившись, стоим за ценой.

* * *

Мы песчинки —
со всей нашей памятью
прежних веков.
Стоит помнить:
и гордость, и мудрость,
и пламя души —
Только знаки пути,
по которому все мы спешим,
Чтобы вовремя лечь
на достойную чашу весов.

* * *

Опрокинутый в зарево ветер
Стих. Туман на стоячей воде
Мне поведал, что близок предел,
За которым не дышит, не светит,

Не растет. Только сладкая мгла
Выжидает над выцветшим прахом,
Как зайдется бесформенным страхом
Слабый всполох живого тепла.

Я молчал. На иссохшей земле
Истекало секундами время.
Проявлялось забытое всеми —
Отпечатком на бледной золе.

С неба горстью безликих камней
Опадали клочки зодиака;
И легло на ладони ко мне
Отраженье Полночного Знака.

* * *
«Возвращаются дорогой богов
Потеряшие свои имена…»
Арлекин

Заглядевшись в расходящийся круг,
Рассыпаются созвездия в хлам.
Над бессилием разорванных рук
Расхохочется привычный бедлам.
Имя друга не припомнишь в бреду,
Грязный дождь достиг слепого окна…
По каким окольным тропам бредут
Растерявшие свои имена?

Было время — да не сладится вновь,
Проследишь с ленцой да дернешь лицом,
Как по венам перекисшая кровь
Растекается дешевым винцом;
Поглощается заветная цель
Мутным омутом похмельного дна.
Что, скажи мне, обретают в конце
Промотавшие свои имена?

Сталь и пламя расфасует на вес
Сочный глянец расписного стыда.
Констатирует услужливый бес:
Да, конечно, это путь в никуда.
Заостряй купюрой кончик пера —
Кем назначена легендам цена?
Чем оплатят погружение в рай
Распродавшие свои имена?

Кто там старый или новый герой —
Это шоу отыграют без вас.
На три счета — разрешенная роль
Разлагается в размеренный вальс.
Блеклый вечер горло стянет тоской,
По обоям расползется луна…
Где, скажи мне, обретают покой
Позабывшие свои имена?

* * *

Свежим утром пели птицы.
С чистым сердцем, налегке,
Шел на битву славный рыцарь,
Светлый меч пылал в руке.

На плечах белел, сверкая,
Плащ безбрежной правоты,
Гимн играли птичьи стаи,
С громом рушились мосты.

Прочь отброшены сомненья,
Твердо вызубрен урок:
Обрекается сожженью
Все, чего понять не мог.

Нет прощенья, нет пощады,
Этот мир — сплошная боль…
Он не требовал награды,
Он возмездье нес с собой.

Оставляя под ногами
Груды корчившихся тел,
О победе над врагами
Храбрый рыцарь звонко пел.

Окровавленно и гордо
Стыла сталь в багряной мгле —
Рыцарь без «мизерикорда»
Шел по стонущей земле.

Закрывали люди лица,
Отводили люди взгляд —
То ли рыцарь, то ль убийца
Шел прямой дорогой в ад…

* * *

В травах запутались тонкие пальцы ветров.
Hочью бездомной все звезды поют об одном.
Hынче закат был опять безнадежно багров,
Hебо терзая кровавым предсмертным огнем.

Помнишь, как плакали волки на дальних холмах,
Узкие дикие лица подняв к облакам?
Сколько прощаний застынет на наших руках?
Выйдет ли счет неоплаченным нашим долгам?

С каждым обетом растет роковая цена.
Ночь опрокинется в ночь, обернется тоской.
Между страниц, замывая друзей имена,
Горьким питьем протекает смертельный покой.

* * *

Ярику

Мать курила до зари;
Сыпью слов, бессильно пресных,
Все пеняла мне: утрись,
У тебя все губы — в песнях.

Я топил в скупом смешке —
Где минувшей ночью были.
На сыром половичке
Стыли искры звездной пыли…

ЧЕРНОЕ ДРЕВО

Забывает столица
Чистоту белых стен.
Размываются лица
Уходящих под Тень.
Очертания, формы
Вспоминаешь с трудом:
Это черные корни
Прорастают сквозь дом.

Не тянись, королевна,
За волшебным ключом.
Примерещился слева
Шепоток за плечом?
Дни тревогам покорны,
Мысли злы и грустны —
Это черные корни
Прорастают сквозь сны.

Под завесой злословья,
Предвещаньем беды,
Воспаленною кровью
Набухают плоды.
Тот — землею накормит,
Этот — тихо предаст;
Это черные корни
Прорастают сквозь нас.

Закрываются двери,
Ложь вступает в права.
Затруднительно верить
Самым честным словам.
В пене выдумок вздорных
Как остаться людьми?
Наши черные корни
Прорастают сквозь мир.

МЕССИЯ-ХХ
Грэму

Я продан прорезиненным дождям
Стремительно седеющего света.
Моя кровавохвостая комета
Распялена по мокрым площадям,

Воздета на заржавленные шпили,
Размазана по лезвиям дорог;
Беспомощная рвань упрямых строк
Воскормлена подлейшим из бессилий:

Неволей разорвать больной рассвет
Истерикой архангельского горна.
Крыла мои, простертые покорно,
Отдали закопченной синеве

Сиянье поднебесной чистоты
Под мерный глас сменяющихся буден:
Оставь надежду, сущий во плоти!
Прости, но восхождения — не будет…

В курильнице заходится бычок
Последним всхлипом мертвенного дыма;
Обыденность, проскальзывая мимо,
С календарем играет в чет-нечет.

Давно б понять: пусты мои труды,
Но вечерами, преданно и просто,
В мой дом спешит молоденький апостол
За горечью моей святой воды.

АГЕНТ КРИС

Верь в меня, верь в меня.
Это единственное, чем я жив.
Слово сказано, что уж…
Оступлюсь, потеряюсь ли,
Буду долго искать дорогу во тьме
Или просто нести несусветную муть —
Самое важное всё же —
Верь в меня.

Я не более, чем человек —
Всего-то кусок плоти и нервов,
Очередной обрывок противоречий.
Встретив меня на взлёте,
В другой раз ты увидишь, как я упал.
Но чтобы я мог встать и идти —
Верь в меня, верь в меня.

Я не знаю, как правильно,
Не знаю, где победить.
Но я знаю, что эту тонкую нитку
Нельзя выпускать из рук.
И я должен идти.
Верь в меня, верь в меня.

Я слаб — и слабость сбивает с пути,
Я глуп — и глупость путает нить,
Страх, неуверенность, гнев или стыд
Застилают глаза, ослепляют и лгут,
Но пусть у меня будет шанс пройти —
Верь в меня, верь в меня.

Если скажут, что я ошибся,
Если скажут, что я устал,
Если скажут тебе, что я мёртв,
Даже если скажут, что предал —
И даже если всё это будет правдой —
До предела, до самого края —
Пожалуйста, верь в меня.

Возможно, это окажется
Последней надеждой в решающий час.
Возможно, не только моей.