Твой стокгольмский синдром

Глава 2. Смены

В мыслях Итан возвращался к разговору снова и снова. Было бы глупо обманывать себя, что перспектива избавиться от занозы не интересовала, наоборот, Итан постоянно размышлял, как прекратить присутствие Шиндо. Он почему-то не хотел воспользоваться самым простым решением и убить его, что-то останавливало от этого лёгкого и очевидного варианта. Время шло. Семнадцатилетний школьник постепенно приближался к совершеннолетию, и следовало что-то решать до того, как парень уйдёт сам, иначе вся ситуация ещё сильнее оставляла послевкусие использованности. Само существование Шиндо оскорбляло Итана, в этом он себе не врал. Но убить, может быть он чувствовал, что есть непереходимая грань, если только хочет ещё раз посмотреть в лицо женщины, к которой он испытывал гнев и восхищение. И что тогда сделать с Шиндо, чтобы компенсировать потери? Было ли что-либо, что могло сгладить чувство обиды, которое разъедало его разум? Что-то, что вынесет Шиндо за пределы его жизни, и всё ещё не убьёт самого парня. Итан знал, что если Асахи что-то делает, она трепетно относится к тому, что ею движет. И проблема Шиндо была скорее моральной, чем сколько-то физическим вредом, Итан постоянно откладывал поиски ответа на вопрос «Что делать в этом месте?». Более вещественные вопросы стояли в приоритете: его сектор бизнеса давал сбой, и кризис нещадно бил по счетам, грозясь пробить карманы, несмотря на большие инвестиции. Названная Моррисеном сумма впечатляла, но не мог же он услаждать прихоти и так довольного беззаботной жизнью Кюльта. Вот чьи обороты только росли, со свои бизнесом Моррисен в окружающей обстановке находил на что скупать недвижимость разоряющихся коммерсантов. Потворствовать ему, значило бы задеть самолюбие. Итану претило. И очень нужны были деньги.

Противоречивые мотивы собственных действий не одно десятилетие огорчали Итана, ловкого игрока арены мирской жизни. Может быть, именно от того он чувствовал некоторую отчуждённость в своём клане среди других родственников. Ни один из них так не вязнул в мирском, как он. Открыто его не упрекали те немногие в клане, с кем он ещё поддерживал связь, Итан сам замечал косые взгляды, намёки на слабость и неприятные слухи о его жизни. Что, впрочем, помогало считать неспособными их к мирскому, а не себя в чём-либо хуже. Мирское тем временем шло не по желанию, и названная Моррисеном сумма впечатляла… Неделями Итан обдумывал разговор в аэропорту.

Вечером одного дня, Итан без особого смысла рассматривал классические бордовые обои своей гостиной, на удивление — отдыхая, в загородной резиденции, куда он стал приезжать чаще, чем обычно. Этот дом он терял и покупал снова, возвращаясь к нему почти восемнадцать лет. Все их дела велись через адвокатов. Ни одного личного письма. Ни одной встречи. Зачем-то они снова оформили брак, когда «умер» Дреков и Сарана стала Сарансэсэг, а потом она потребовала расторгнуть брак. Он слышал от доверенных людей, что она начала пить через неделю после рождения ребёнка, когда адвокат запросил согласие на оформление свидетельства о рождении, а Итан отказал. Свидетельство всё равно было оформлено на него в графе отец, ведь это делала она. Она хотела разозлить его, или злилась сама?… Итан вздохнул, вернувшись из воспоминаний в картинку перед глазами. Он сидел в гостиной, восстановленной в том виде, в каком она была тогда. Здесь они любили танцевать, со свечами, с двумя бокалами свежей больничной крови. Она пила её для забавы, а он потому что иначе невозможно. Она зажигала огонь одним намерением, и они танцевали, пока от вальса не закружится всё вокруг. Камин дымил дровами, с антикварных чёрных подсвечников капал воск. Привыкший к технологиям из детства, Итан не любил электричество, избегая его везде, где только можно. Словно это сближало с историей рода. «Странно, я никогда не любил сам разжигать огонь. А кроме огня здесь и топить больше нечем. Какая паршивая ирония!» — Итан вглядывался в языки пламени, редко сверкавшие на древесине. Огонь разгорался медленнее, чем обычно. Он бросил таблетку для розжига под дрова, пламя взлетело. «Нужно как-то самому выбираться из ситуации. Я его пристрелю, и этим всё кончится…» — Итан вдруг взял телефон и начал копаться в листе контактов, словно среди них таился ответ. Какая-то простая и вместе с тем гениальная мысль крутилась на задворках его сознания, едва пошуршав нервным импульсом в теле. Маленькое простое решение, которое перекрывало все проблемы. Он никак не мог уловить этот импульс, бессмысленно прокручивая имена в телефонной книжке. Переместив взгляд от экрана, Итан продолжил созерцать огонь, снова и снова всматриваясь в глубину камина, в пожар, который бушевал в кайме прочной каменной кладки. Пожар, в котором могло быть стёрто всё… Мысль остановилась сама собой. Итан вернулся к списку контактов, быстро прокручивая имена в алфавитном порядке. «F… I… J… Где там в списке Кэш?» — выход был найден. Последними фразами их диалога стал короткий вопрос от Кэша и длинный ответ на него:

— Ты точно уверен? Это твой сын.

— Мой сын — это что-то добровольное. А это — использование меня. Теперь воспользуюсь я. Всё честно.


В другом особняке, в черте города, Шиндо сидел в своей комнате, пытаясь освоить электрогитару. Смешное увлечение, навеянное школьным ансамблем, он тоже захотел попробовать. Получалось плохо, желание и упрямство не давали остановиться. Особенно в условиях, когда появилось так много свободного времени. С переездом в новый дом жизнь настолько преобразилась, что даже одноклассники начали немного общаться, Шиндо не знал, что с этим делать. Он невольно привлекал к себе внимание, последствием своей внутренней войны с отцом. Необычная стильная одежда, интересный парфюм, яркая прическа — он изощренно исполнял требования Ильмира соответствовать уровню. Ученики из параллельных классов не узнавали Шиндо. Какие-то девицы из средней школы предпринимали попытки познакомиться. Казалось, невыносимая лёгкость бытия! И в доме постоянно присутствовало напряжение, он не мог объяснить детально, он знал. Выученная проницательность кричала быть настороже. Шиндо пытался угадать причину происходящего в поведении отца. Первым вариантом он подумал, что может быть что-то не то с бизнесом и проверил гипотезу своими методами, узнав так, что на счетах непосредственно банка отца, и счетах отца в других банках идёт медленный, тем не менее, прирост. Впоследствии Шиндо хорошо получил за проделанный шпионаж. Немного удивлённый ударом Ильмира, парень, припоминая отчима, пришёл к выводу, что все уроды в этом мире одинаковы, а ему всего лишь везёт жить с ними в одном доме. И словно открыл шлюз дамбы — за одним эпизодом побоев следовали другие. Первые гематомы Шиндо объяснил в школе падением с лестницы, прочие — маскировал одеждой и разными способами, найденными в интернете. Личные вещи вынуждено пополнились тональными кремами. Ильмир бил редко, но сильно. Не то что одурманенный героиновым наваждением Антон Деволов, отец всегда был трезвым. И потому бил точно. И, в отличие от стычек с Антоном, Шиндо очень ясно боялся пытаться дать сдачи. Синяк на руке мешал правильно взять аккорд, натянувшаяся кожа болела. Перебирая струны медиатором, Шиндо уговаривал себя потерпеть ещё немного, дожить до восемнадцати, пообещал, что сразу же уедет из этого дома, как только сможет. Он верил, что найдёт работу быстро, и не нуждается в деньгах отца. Ильмира… Этого человека с повадками «влиятельной личности». Оставалось недолго, Шиндо вернулся к фрилансу, чтобы скопить какой-то запас денег, он конструировал план жизни после ухода от отца. Фриланс поддерживал его не первый день: только благодаря доходу с заказов, когда он жил в квартире матери, не отключали электричество и была какая-то еда. И даже новый холодильник. «А холодильник жаль», — подумал Шиндо. Вспомнив, как то был красивый, новый, и через неделю после покупки безнадежно испачканный содержимым желудка матери, большой холодильник. «И надо было ей так ухрюкаться, чтобы морозильное отделение спутать с унитазом, потом отмыть нормально не дала… Обидно», — Шиндо не удивился бы новости, что его самое дорогое приобретение обменяли на ящик дешевого пойла. Он не мог представить, что был бы не прав, что его мать уехала на последние сбережения и устраивала жизнь в уже совсем другой стране. И не знал, что она его любит, по-своему, трепетно, как шахматная королева: аккуратно и нежно, с полной готовностью пожертвовать подопечным, если того потребует ход.

***

Итан взбодрился после звонка Кэшу, встречи с Шиндо перестали раздражать, и даже завтракать он стал в одно время с Шиндо, словно «Скоро я от тебя избавлюсь» было синонимом «Давай поладим». Итан сиял, радостный от того, сколько ответов скрывает обычно непонятная ему огненная стихия. Ведь именно она избавила его от множества проблем семнадцать лет назад. Огонь помог расставить все точки, когда Интерпол подобрался слишком близко. Немного огня — и дело закрылось по факту гибели разыскиваемого Дрекова. Тогда началось установление новых порядков. Ниша освободилась, произошло перекраивание сфер влияния и появилась возможность поменять способ ведения дел. Итан предпринял всё, чтобы выставленная общественности на обозрение контора Чебана не пересекалась с фамилией Радулеску. Полное разделение бизнеса для надёжности. Чтобы никто не интересовался источниками доходов господина Чебан: всё и так лежит на виду. Другая сторона растворилась, как миф. Как то, что ищут и не знают зачем. Схема работала, настолько, насколько фирмы способны выживать в условиях прозрачности. Главная цель — исключить внимание к основным сферам — была достигнута на долгие годы. Теперь изначальный замысел пришлось нарушить. По мановению руки Итан вернулся к некогда привычной тактике.

Одним субботним утром Итан предложил Шиндо прогулку по центру города. Шиндо настороженно согласился, возможно сказалась лёгкость общения последних недель. В пути, на одной из узких улиц, автомобиль попал в затор из-за бездомного, перегородившего дорогу. Итан внимательно рассмотрел в заторе ещё три таких же машины, как его. Только через сорок минут автомобиль Итана подъехал к одному из популярных у местных топ-менеджеров кафе.

— Куплю кофе, подожди здесь.

Итан едва успел расплатиться за два кофе с собой и выйти, как в его зрачках отразились вылетающие стёкла чёрной «Audi» две тысячи седьмого года. Всё вокруг объяло дымом, в пламени едва различались какие-то фигуры.

Итан, хоть и казался издали шокированным, для близкого взгляда играл плохо. На его лице скорее читалось огорчение утратой автомобиля. Иначе было нельзя: показательный фокус с подставным трупом был бы неправдоподобным. Не зря он лично подбирал до царапины похожие машины на променад в узком переулке. Пересадить усыплённого хлороформом пассажира там, где нет свидетелей и камер наблюдения; кажется, в девяностые с кем-то они уже делали так, и получалось эффектно. К вечеру в головном офисе побывали чрезвычайно сочувствующие журналисты, ближайшие деловые партнёры и очень огорчённый адвокат «Вэддимон» с не менее искренними утешениями. Телеграммы и короткие сообщения от формальных и неформальных знакомых не прекращались до утра следующего дня. Даже оперативники задержали подозреваемых в покушении на убийство бизнесмена Чебана раньше, чем соболезнующие гибели его сына корреспонденты прекратили рассылать свою макулатуру. Итан стойко терпел. Хотя это ужасно утомляло, необходимость держаться согласно сценарию до конца спектакля оправдывала себя: он больше не терпел рядом с собой присутствие символа торжества нам ним. Шиндо больше не был здесь. Повестка в школу о безвременной кончине в финальном аккорде, сбор всех нужных документов, подтверждение генетической экспертизы от самой авторитетной лаборатории страны, пышные похороны и надёжно купленные представители всех заинтересованных администраций. Так изысканно он не творил дела с прошлого столетия, сам восхищаясь красотой проведённой работы. С полной возможностью распоряжаться полученным телом в куда более привычном и прибыльном направлении. Из эпохи в эпоху, из года в год, от страны к стране, Итан занимался тем, что у него получалось действительно хорошо: торговлей оружием, наркотиками и людьми.  
 


Шиндо плохо понимал происходящее. Темнота, тишина, холод. Именно так открылись ощущения внезапно погасшей картинки в автомобиле отца. Всё вокруг замерло, недвижимый чёрный квадрат. Он ненавидел несуществующий звук капающей воды, мучаясь от жажды. Он не знал сколько времени прошло, ничего не менялось, кроме добавления голода и желания пить. Обессиленный, он не пытался сопротивляться чему бы то ни было и требовать объяснений от пустоты, кричать или звать на помощь. Находясь в полной темноте, он интенсивно ощущал, как затекли связанные руки, насколько неприятен пол, на котором он лежит. Сырость, мрак и неизвестность пугали и приводили в отчаяние. Верёвка надёжно держала на одном месте, не позволяя ни перекатиться, ни встать в полный рост, ни развернуться, чтобы ощупать стены. Чтобы не сойти с ума, Шиндо перебирал в голове знакомую информацию: детали невыполненых заказов, записи в школьных тетрадях, сюжеты прочитанных книг, — что угодно, лишь бы не впасть в жалость к себе. Слишком часто за последнее время он слышал угрозы расправой от школьной шпаны, те тоже стали его замечать, теперь он был слишком ярким. Их угрозы не могли быть происходящим в этой темноте, потому что для развязных хулиганов такое похищение выглядело слишком сложным. Такой дикий бред он встречал разве что в бульварных детективах, там это делали люди за выкуп. Глупо было бы требовать денег у его отца… Шиндо усмехнулся, представив разочарованные лица похитителей. Сумбурный поток картинок прервал шум открывающейся двери, на пол легла полоска яркого света, с непривычки болезненно резанувшая глаза. 

— Что вам нужно? Кто вы? — быстро выпалил Шиндо, сильно зажмурившись; свет причинял боль и через закрытые веки.

Где-то рядом звучно плюнули в землю.

— Я, — зазвучал мужской голос с нотами развязного превосходства: — Че, думаешь, будет дальше? Слыхал, у тебя жизнь на улице? Че, как эти? Это, в нищенских кварталах парням хватает девок или обслуживают типа тебя? 

Зазвучали шаги. Свет мешал Шиндо открыть глаза, но и без него стало ясно, что происходит: ослабла верёвка, крепкая мясистая ладонь вцепилась в плечо, потянув вверх безмолвным приказом встать. Шиндо не смог, не выдержав разгибание тела после долгого нахождения в одной позе.

— Не будешь рыпаться, не стану бить. Если будешь, придётся врезать, га-гах, — громыхал басистый рокот неприятным смехом бывалого уголовника, ладонь по-прежнему сжимала плечо.

Шиндо попытался выровнять дыхание и упорядочить картину. С каждой минутой происходящее напрягало всё больше. Он интуитивно понимал, что слишком истощён, чтобы пробовать свои силы в схватке, не принимая всем своим существом чувство бессилия, и мысленно перевёл взгляд на исходящую от человека волну энергетической грязи. Бессознательно Шиндо осязал огромную физическую силу говорящего. Через закрытые веки свет резал глаза, которые слезились то ли от ужаса, то ли от яркости света. Шиндо почувствовал, что пальцы слетели с плеча, а человек остался рядом. Зажужжал металлический звук, похожий на звон ширинки, и шорох, типичный для ткани. Стало страшно. Шиндо слишком часто слышал угрозы такой расправы в свой адрес, ещё от Антона, у того до действий не доходило, тот умел только ярко описывать, что сделает, достаточно ярко, чтобы Шиндо понимал, что будет происходить теперь. Психика Шиндо считывала отголоски собственного прошлого. Запрятанный ужас возникал вновь из глубин, восставал самой настоящей реальностью. Мысли неслись хаотичной волной панической атаки. Он замер, ожидая того, что будет дальше, ослабленный и не знающий иного выхода, кроме надежды. Второй рывок за плечо увенчался успехом, Шиндо мельком увидел полоску света и очертания громилы, и снова закрыл глаза. Чужие руки сдавили голую кожу, сорвали не поддавшуюся с первого раза футболку, больно задев воротником ухо, и кинули его на живот так, что песок попал в зубы.

— Обещали, буду первым, убью если не!

Шиндо вздрогнул и инстинктивно двинулся вперёд, когда ощутил новое приближение к себе. Затёкшие было руки внезапно ожили, ладони напряженно сжались. Извернувшись, он со всем накопившимся за годы негодованием влепил негодяю в выбритый подбородок сцепленным кулаком, передавая привет всем ублюдкам, которые когда-то угрожали его телу. Разъярённый браток тут же ответил ударом в челюсть, Шиндо упал, спазматически хватаясь за лицо. Запах сырости  смешался с металлическим привкусом крови, и Шиндо затих, ожидая дальнейших действий.

— Ну что, успокоились или ещё наподдать? Совсем охерел что ли? Я тебе все внутренности вынесу, трахну, а потом вынесу, а потом снова трахну, сука!!!

Шиндо молчал, когда к нему снова прикоснулись. Его одолевало цунами чувств, смесь ярости, безысходности, страха и боли. Больше он не сопротивлялся, только вздрогнул, беспомощно сжав пальцы. Под ним был бетон, неприятный, острый, покрытый крупным песком, впивающимся в кожу резными стекляшками. Над ним была сила, всепобеждающая, беспощадная, неотвратимая. Бессмысленно свободные кисти пытались сжаться в кулак скорее инстинктивно, чем осознанно, зачерпывая пыль и песок. От тела исходили ощущения то боли, то удушья — похоже было, что его крепко ухватили за шею. Странный способ показать своё превосходство — казалось бы, куда уж больше… 

И это продолжалось. Не контролируемо стекали слёзы, сдерживаемые крики сдавили горло, сильнее, чем если бы гортань закостенела. Шиндо старался не реагировать, поверить, что его никто не сломит, показать неизвестно кому, что всё равно выживет, и дождаться, когда всё просто закончится. В какой-то момент все чувства перехватила такая боль, что в сознании не появилось места, где можно от неё скрыться. И за ней, постепенно, пришло безразличие. А потом всё прекратилось. Осталось лишь измученное тело. Ни мыслей, ни желаний, ни боли. Туман, чьи-то голоса. Шиндо провалился в забытье.

Придя в сознание, он понял, что находится там же, свободно лежит на бетоне, и руки едва стягивала плохо завязанная верёвка. Он соскрёб её с запястий и бросил в сторону. Нашёл в темноте свою одежду, и натянул футболку, как-будто она — доспехи, дрожащими руками нащупал джинсы и надел их обратно на себя. Мышцы ныли, но было ясно, что полученные травмы быстро зажили — аномальная регенерация сопровождала его с самого рождения. Мать говорила, что в нём сошлись нетленность вампира и бесконечность демона, а он лишь смеялся на подобные высказывания матушки в белой горячке. Регенерация сработала и в этот раз — Шиндо мог спокойно шевелиться, боль осталась только ноющая. Шиндо приводил мысли в порядок, темнота теперь меньше пугала и больше успокаивала, позволяя скрыться от собственного стыда. Случившееся постепенно укладывалось в голове, хотя он не понимал конкретных причин такого обращения с собой. Это было слишком много для выкупа, просто ни в какие рамки. В конце концов, он лично видел труп Антона, и тот, кто сделал это, совсем не был похож на трусливого наркомана, который говорил больше, чем мог сделать. Бывали в прошлом угрозы подобной физической расправы от разношёрстной шпаны городских улиц, и дальше оскорбляющих криков или быстрой драки дело тоже не шло. Кто бы мог это сделать, и почему…

Вдруг осознание всей сути произошедшего заиграло полными красками, пришло чувство омерзения от себя, одновременно, жалости к себе. Он пытался не плакать, потому что это удел девочек. Вдохнул, вдохнул, и вдруг не выдержал, горько зарыдав в трясущиеся руки. Темнота оставалась.

Слёзы ушли сами собой, медленнее, чем появились. Шиндо не знал, сколько времени прошло с того, о чём бы предпочёл забыть. С трудом убедил себя: нужно ждать, пока что-то, возможно, изменится. Со временем бессилие затмила злость от голода и жажды. Происходящее стало походить не на пытку, а на изощрённую казнь, заканчивающуюся медленной и мучительной смертью. Шиндо стал кричать, что есть мочи, надеясь привлечь внимание похитителей, и, быть может, получить воды. 

Дверь открылась, яркий свет ослепил. В лучах электрических ламп за порогом Шиндо различил очертание человеческой фигуры. Человек приблизился, что позволяло рассмотреть его лучше, но внимание Шиндо целиком сосредоточилось на подносе в руках вошедшего. Парень пожирал сощуренным взглядом графин, мучаясь от жажды.

— Ты хочешь водички, сука? Давай на колени!

Готовый на всё ради воды, Шиндо подчинился. Человек дал напиться из огромной миски. Когда посудина опустела, человек прыснул остатками жидкости в лицо, добавив прокуренным голосом: «Освежился?» 
Шиндо понимал, что резкие движения сейчас могут лишить его еды, потому принимал всё как есть, проглатывая набухавшие в горле комочки психической боли. 

Скоро другой надзиратель, похожий на первого походкой, но более тощий и смердящий перегаром, принёс миску, которая приятно пахла супом, перебивая ароматы похмельного тела. Сознание захватил трепет от одной только мысли о настоящей еде.

— Есть хочешь, маленькая тварь?

— Неужели не существует предел? За что так?

— Держи свою миску, дрянь! За каждую ложку похлебки целуй, — издевательски произнес человек, поднеся ладонь к губам Шиндо.

Где-то со стороны прокуренный голос бросил: «Генуг, это слишком». Второй только загоготал, тыча перстнями в зубы.

Не оставалось выбора, голод брал свое. «Меня просто хотят растоптать, они хотят выбить из меня мои силы. Я не поддамся. Они, идиоты, думают, что я поведусь на этот театр! Я держу себя в руках, я могу…» — уговаривал себя Шиндо с каждым новым глотком супа. Он съел всё, не реагируя на издевательства похитителей, и встал в полный рост перел ними. Смердящий перегаром человек смерил парня взглядом. Прокуренный задумчиво наблюдал за сценой. Шиндо не дрогнул, ответив первому холодной беззвучной злостью. Задетый, видимо, таким поведением похититель, плюнул Шиндо в лицо. И Шиндо лишь громко рассмеялся. Он не собирался падать на колени и рыдать, потакая прихотям надзирателя, к тому же его больше не мучали голод и жажда.

— Пожалеешь.

Шиндо получил сильный удар по голове, и начал терять сознание, успев мысленно поблагодарить агрессора за оказанную услугу — ему как раз было охота сбежать от реальности любой ценой. 

⠀

⠀