Раиса Д.

Это пример еще одной антинацистской песни, приобретшей международную известность. Одно из наиболее известных исполнений – аутентичный текст на идиш, поет знаменитая израильская певица Хава Альберштейн:

Иногда можно встретить упоминание, что это песня Варшавского гетто (вероятно потому, что в мире наибольшую известность приобрела история именно Варшавского гетто), но это не верно: на самом деле эта песня появилась в Виленском (Вильнюсском) гетто.

Автором слов стал узник гетто — молодой еврейский поэт Хирш (Гирш) Глик. Он родился 24 апреля 1921 года в Вильно (Вильнюсе) в бедной еврейской семье (его отец был старьевщиком и имел, кроме Хирша, еще четверых детей), учился в виленской еврейской школе, но в 1938 году вынужден был бросить учебу из-за материальных трудностей и устроиться на работу на фабрику по обработке железа. В возрасте тринадцати лет он начал сочинять первые стихи сначала на иврите, но под влиянием друзей из группы “Юная Вильна” («Юнг Вилне») перешел на идиш и вскоре зарекомендовал себя одним из самых многообещающих поэтов довоенного Вильно.
А спустя три года, в 1939 году в компании других молодых еврейских поэтов он основал и редактировал журнал “Юнгвалд” (что значит «Молодой лес» или «Поросль»), до войны успело выйти четыре номера. Но и частых публикаций оказалось недостаточно чтобы семья Глика выбралась из нищеты, Хирш был вынужден работать сначала на картонажной фабрике, а затем в скобяной лавке. Как и многие из числа еврейской бедноты, Глик в 1940 году приветствовал советскую власть: левые политические убеждения позволили Глику в тот момент органично вписаться в советскую действительность, его песни и стихи стали часто публиковать в еврейско-советской прессе, в частности в газете “Вильнер эмес” (“Виленская правда”), в виленском журнале “Штраль” (“Лучи”) и ковенском “Найе блетер” (“Новые страницы”).

Хирш Глик (1921-1944), еврейский поэт и участник еврейского Сопротивления

После нацистского вторжения Глик первоначально попытался бежать из города и присоединиться к партизанам. Однако поначалу никакого организованного партизанского движения не существовало. Глик был арестован и попал в тюрьму, откуда был отправлен в трудовой лагерь Рзеза. Работая на торфозаготовках, он заболел брюшным тифом и оказался на грани смерти. Все время, проведенное в лагере, Глик не переставал сочинять стихи и песни. Он записывал стихи на клочках бумаги или читал их другим заключенным, которые старались их заучить. Его товарищ по лагерю Рзеза вспоминал, что во время работы на торфозаготовках, Глик находил сухое местечко, чтобы присесть, просил друга напеть хорошую мелодию, а сам импровизировал текст.
К 1942 году евреи из трудового лагеря были депортированы в Виленское гетто. В гетто Глик примкнул к Объединенной партизанской организации (ФПО) под руководством Ицхака Виттенберга и Аббы Ковнера.

Ицхак Виттенберг (1907-1943), руководитель подполья в Виленском гетто. Когда немцы потребовали от еврейского юденрата выдачи Виттенберга, угрожая в противном случае уничтожением всего гетто, 15 июля 1943 года добровольно сдался в в руки гестапо в обмен на гарантии безопасности обитателей гетто. В тюрьме покончил с собой

Из гетто отдельные группы переправлялись в партизанские отряды, одновременно шла подготовка к общему восстанию. Хирш Глик также активно участвовал в литературной жизни гетто и сотрудничал с такими писателями, как Авраам Суцкевер и Лея Рудницкая. В это время он продолжал писать стихи. В 1942 году он написал слова партизанской песни “Штил ди нахт” (“Ночь тиха”): песня посвящена девушке-партизанке Витке Кемпнер, которая вместе с двумя парнями — Ициком Мацкевичем и Мойше Браузом уничтожили немецкий военный транспорт на окраине Вильно в 1942 году. Это был не единственный подвиг храброй партизанки – в другой раз Витка Кемпнер проникла в концлагерь «Кайлис» и вывела оттуда шестьдесят узников в лес, на партизанскую базу (через некоторое время Витка Кемпнер стала женой другого еврейского партизана и подпольщика, Аббы Ковнера – она умерла совсем недавно, в 2012 году в Израиле в возрасте 92 лет)

Вот эта песня на слова Хирша Глика, она менее известна и реже исполняется. Автор музыки, к сожалению, остался неизвестным: В клипе использованы фотографии еврейских партизанских отрядов, групп и отдельных партизан, действовавших в годы 2-й Мировой Войны на территории Прибалтики, Беларуси, Украины

Вот подстрочный перевод этой песни:

Тихо, тихо, ночь звездна, трещит мороз…
Помнишь, как я учил тебя держать оружие в руках?
Девушка в шубке и беретике сжимает в руке наган,
Девушка с бархатным лицом подстерегает вражескую колонну.
Прицелилась и выстрелила из своего крохотного пистолета…
Машину, полную оружия, остановила одной пулей!
На рассвете выползла из леса с гирляндами инея на волосах,
Вдохновлена своей маленькой победой ради нашей новой, свободной жизни!

Там же в гетто Глик написал свое самое известное стихотворение на языке идиш “Зог нит кейнмол” (Никогда не говори”). По некоторым данным, стихотворение было написано в ответ на известия о восстании в Варшавском гетто, которые дошли и до Вильно. Вскоре это стихотворение стало песней — официальным гимном Объединенной партизанской организации Виленского гетто. (О происхождении мелодии этой песни мы поговорим дальше).

Во время ликвидации Виленского гетто в 1943 году Глик пытался прорваться через оцепление карателей, но был схвачен и отправлен в концлагерь Готфилд на территории Эстонии. Летом 1944 во время наступления Красной Армии в Прибалтике около 40 заключенных лагеря (в их числе и Глик) совершили побег и скрылись в лесах; дальнейший след Глика затерялся (в некоторых источниках указано, что он присоединился к партизанскому отряду и погиб в бою с гитлеровцами). Произведения Глика собраны в посмертном издании “Лидер ун поэмес” (“Песни и поэмы”, Нью-Йорк, 1953).

Посмертный сборник стихов Хирша Глика

Евреи, чудом вырвавшиеся из гетто и попытавшиеся примкнуть к партизанам, оказывались в крайне трудном положении. В коротком посте про историю песни, разумеется, невозможно отразить все сложности и противоречия, связанные с партизанским движением в годы войны. На территории оккупированной Литвы действовали отряды просоветских партизан, находившихся под контролем Центрального штаба партизанского движения в СССР – в целом эти группы партизан здесь не пользовались поддержкой местного населения, так как ассоциировались с чужой и успевшей себя дурно зарекомендовать советской властью; а также отряды польской Армии Крайовой и других польских подпольных организаций. Евреи, уходившие в леса, порой вливались в советские, иногда в польские партизанские отряды. Но зачастую их не принимали ни в тех, ни в других – сказывались антисемитские предрассудки, распространенные даже среди борцов с нацизмом, противоречивые приказы партизанского руководства и др. Евреям, как и другим желающим вступить в партизаны, необходимо было добыть собственное оружие. Но для евреев из гетто достать оружие было непросто, это было не только очень рискованно, но и подвергало опасности членов семьи, друзей, соседей и возможно, всю общину. Кроме того, многие евреи, как типично городские жители, были мало приспособлены к жизни в лесах, они не обладали необходимыми навыками для выживания в партизанских отрядах, не умели находить контакт с простыми сельскими жителями, от поддержки которых в основном зависело существование партизан. Охотнее принимали врачей, квалифицированных ремесленников (например, сапожников) и других нужных для партизанских отрядов специалистов; хуже было тем, кто пытался бежать целой семьей, с детьми и стариками. Зачастую евреи, совершившие побег из гетто и добравшиеся со своим оружием до партизанского отряда, вынуждены были той же дорогой вернуться обратно в гетто.

К 1943 году часть еврейских беженцев начала создавать свои собственные отдельные партизанские отряды (в Литве, Белоруссии, Восточной Польше и др.). Для большинства евреев участие в партизанских отрядах было делом во многом личным и национальным. Во-первых, они могли, наконец, активно бороться с нацистами, во-вторых, могли отомстить за убийства родных и товарищей. Сталкиваясь с проявлением антисемитизма и пренебрежением со стороны других партизан, евреи-партизаны стремились проявить себя на поле боя. Многие из них прославились героическим поведением: они устраивали крушения на железных дорогах – взрывали поезда и мосты, принимали участие в рукопашных схватках. Многие евреи получили ордена и медали за доблесть и героизм. Однако никакие награды не могли компенсировать то чувство изоляции, которое испытывали еврейские бойцы. Судьбы таких еврейских отрядов складывались тоже непросто. У местного (в данном случае литовского) населения еврейские партизаны зачастую ассоциировались с ненавистными коммунистами и советской властью (среди еврейских бойцов действительно было много коммунистов, но не все были коммунисты).
Литовская коллаборационистская полиция, пользующаяся поддержкой местного населения, нередко активно соучаствовала в Холокосте. В свою очередь еврейские партизаны – озлобленные и отверженные, потерявшие зачастую всех или почти всех близких, жаждавшие мести – порой жестоко расправлялись с местным сельским (литовским или польским) населением, заподозрив жителей (истинно или мнимо) в коллаборационизме или недостаточной помощи партизанам. Разумеется, я здесь излагаю крайне упрощенную картину.

Еврейский партизанский отряд Аббы Ковнера в Литве, июль 1944 года

Однако вернемся к песням. В собственных отдельных еврейских или в интернациональных отрядах еврейские партизаны пели о далеком доме и покинутых в гетто семьях, выражали в песнях свою скорбь по погибшим родственникам и желание отомстить. Вот воспоминание еврея из Ковенского гетто, который попал в интернациональный советский партизанский отряд «Смерть немецким оккупантам». Он хорошо запомнил свой первый вечер, проведенный у костра в кругу товарищей-партизан: «Было странно и приятно слушать весь вечер песни на идиш. Некоторые из них, видимо, попали в отряд от евреев, которые десантировались из советского тыла. Но более захватывающие ощущения вызвали две еврейские песни: «Гармошка» и «Кружи меня», которые считались в гетто гимнами подпольных сионистских молодежных организаций «Молодой страж» (ивр. трансл. HaShomer HaTzair) и «Свобода» (ивр. трансл. Dror). Однажды ночью, ожидая советский самолет с вооружением и боеприпасами на временном лесном аэродроме в Рудницком лесу, этот человек впервые услышал песню «Никогда не говори, что это последний путь» (ид. трансл. Zog nit keynmol az du geyst dem letstn veg) в исполнении группы евреев-партизан из Виленского гетто. Таким образом, песня на слова Хирша Глика распространилась среди партизанских отрядов Литвы, а затем и по всей оккупированной территории.

Памятник еврейским партизанам в городе Бат-Яме в Израиле. На постаменте выбиты строчки из песни на слова Хирша Глика

В СССР гимн еврейских партизан был впервые опубликован в книге А.Суцкевера “Фун Вильнер гетто” (“Виленское гетто”) изд. “Дер эмес” в 1946 году. На русском языке гимн был опубликован в “Избранных произведениях” П.Маркиша в 1960 году.

Здесь я привожу несколько разных (более поздних) вариантов перевода песни на русский язык (а вот исполнения на русском языке найти не удалось)

Перевод А.Бартгейл

Не считай свой путь последним никогда,
Вспыхнет в небе и победная звезда,
Грянет долгожданный час и дрогнет враг,
Мы придем сюда, чеканя твердо шаг.

С южных стран и стран у северных морей
Мы здесь вместе в окружении зверей.
Где хоть каплю нашей крови враг прольет,
Наше мужество стократно возрастет.

Солнца луч озолотит сегодня день,
Уничтожим мы врага и вражью тень,
Если мы не отомстим за нашу боль,
Полетит к потомкам песня как пароль.

Песню кровью написал своей народ,
Птица вольная так в небе не поет.
С кровоточащею песней на устах
Мы идем вперед с наганами в руках.

Так не считай свой путь последним никогда,
Вспыхнет в небе и победная звезда.
Грянет долгожданный час и дрогнет враг,
Мы придем сюда, чеканя твердо шаг.

***

Перевод А.Белоусова

Что идешь в последний путь — не говори!
Пусть на небе нет ни проблеска зари,
Верь: придет еще наш выстраданный час,
Содрогнутся палачи, услышав нас.

От моря южного до северных снегов
Мы нашу боль несем сквозь полчища врагов,
И там, где капли крови упадут,
Наше мужество и воля прорастут.

Верим мы: прогонит солнце ночи тень,
Сгинет враг и вместе с ним — вчерашний день,
Но если солнце слишком долго не встает, —
Пусть эта песня, как пароль, к сынам идет.

Птицы нам ее не пели ранним днем,
Мы ее писали кровью — не свинцом,
И народ среди горящих баррикад
Эту песню пел с наганами в руках.

Что идешь в последний путь — не говори!
Пусть на небе нет ни проблеска зари,
Верь: придет еще наш выстраданный час,
Содрогнутся палачи, услышав нас.

Вот тут по ссылке еще несколько разных переводов: http://www.liveinternet.ru/users/rinarozen/post275586129/

И послушаем еще несколько разных исполнений. Вот это версия на иврите:

Очень хорошая польская версия. Исполнитель — певец и композитор Михал Хофман, у него у самого интересная биография. Его родители, польские евреи, осенью 1939 года бежали из только что оккупированной Польши, где уже начиналась антисемитская компания. Один сосед-поляк выдал его отца, другой предупредил об этом и помог бежать через восточную границу, так что семья оказалась в советской зоне оккупации. Однако там их арестовало НКВД и депортировало в Сибирь. Михал Хофман родился в Омской области в 1944 году. В 1946 году они получили разрешение вернуться обратно в Польшу и поселились во Вроцлаве — но были вынуждены уехать оттуда во время антисемитской компании Гомулки в 1960-е годы…

Разберемся с историей мелодии песни еврейских партизан. В 1937 году в СССР появился документальный фильм «Сыны трудового народа» — фильм рассказывал о воспитании героических бойцов Красной армии, которая одолеет и победит любого врага. Впервые после длительного перерыва в этом фильме появилась казачья тематика – казачьи войска возродили в СССР в 1935 году и сразу стали «раскручивать» героизм «трудового красного казачества» в песнях; до этого с 1919 года казаки официального считались врагами народа и не имели права служить в армии. И вот в этом фильме прозвучала песня «Терская походая» («То не тучи – грозовые облака») на слова поэта Алексея Суркова, музыку написали известные советские композиторы-песенники – братья Дмитрий и Даниил Покрасс.
Шапкозакидательные настроения фильма отлично вписывались в концепцию тех лет (сравни фильм и песню «Если завтра война» 1938 года, музыку к которой тоже написали братья Покрасс).

Вот слова Алексея Суркова (1936 год):

То не тучи — грозовые облака
По-над Тереком на кручах залегли.
Кличут трубы молодого казака.
Пыль седая встала облаком вдали.
Оседлаю я горячего коня,
Крепко сумы приторочу вперемет.
Встань, казачка молодая, у плетня,
Проводи меня до солнышка в поход.
Скачут сотни из-за Терека-реки,
Под копытами дороженька дрожит.
Едут с песней молодые казаки
В Красной Армии республике служить.
Газыри лежат рядами на груди,
Стелет ветер голубые башлыки.
Красный маршал Ворошилов, погляди
На казачьи богатырские полки.
В наших взводах все джигиты на подбор —
Ворошиловские меткие стрелки.
Встретят вражескую конницу в упор
Наши пули и каленые клинки.
То не тучи — грозовые облака
По-над Тереком на кручах залегли,
Кличут трубы молодого казака.
Пыль седая встала облаком вдали.

И запись песни в исполнении знаменитого Леонида Утесова и джаз-оркестра.

Мелодия братьев Покрасс быстро стала популярной в СССР. Вот, например, аранжировка, сделанная известным в то время военным дирижером Чернецким для военного оркестра, запись 1938 года:

Здесь нужно сказать несколько слов о биографии братьев Покрасс. На самом деле музыкантов – братьев Покрасс было не двое, а четверо: старший Самуил, Аркадий, Дмитрий и Даниил. Отец четырех талантливых братьев Яков Покрасс не был бедным человеком: в Киеве, где жила семья, его знали как достаточно удачливого торговца скотом, мясника и колбасника. Тем не менее, папаша Покрасс использовал раннюю музыкальную одаренность своих детей для пополнения бюджета большой семьи, в которой, кроме этих четырех, было еще пятеро детей (как во всякой ортодоксальной еврейской семье, дети у Якова Покрасса появлялись на свет почти ежегодно). Семи-восьмилетних мальчишек приглашали поиграть на общинных мероприятиях, праздничных вечерах или еврейских свадьбах. А мальчики и в самом деле были очень способные, и в их руках начинали звучать и расстроенное фортепиано, и дешевая старенькая скрипка. Одинаково хорошо они освоили также и модное для тех лет искусство куплетистов и чечеточников. Впрочем, отец не пожалел денег на музыкальное образование сыновей, так что в итоге они еще до революции успели окончить консерваторию кто в Киеве, а кто и в Петрограде. Самым способным в то время считался Самуил, который в возрасте 20 лет уже закончил Петроградскую консерваторию по двум классам сразу – скрипки и фортепиано. Самуил вскоре начал выступать на концертной эстраде и писать популярные в те годы романсы. Позже в Петроградскую консерваторию поступил и Дмитрий Покрасс – он также подрабатывал на эстраде и писал романсы и песни для варьете. После Октябрьской революции братья из разоренного Петрограда бежали обратно домой в Киев. Здесь в годы гражданской войны братья по заказу писали песни то для белых, то для красных. В частности, Самуил написал мелодию песни-марша, который вскоре пела вся страна: «Белая армия, черный барон // снова готовят нам царский трон. // Но от тайги до британских морей // Красная Армия всех сильней». А Дмитрий Покрасс вначале по заказу написал белогвардейский «Марш Дроздовского полка» (впрочем, эта версия иногда оспаривается), а потом по заказу Первой конной армии — знаменитый «Марш Буденного» («Мы красные кавалеристы…»)

Буденный мобилизовал бойких музыкантов, и они стали числиться бойцами «буденовских войск». Дмитрий Покрасс, низкорослый тщедушный еврейский паренек, возглавил оркестр Первой Конной армии. Как он сам любил рассказывать позднее в своих концертах, пианино за ним возили на телеге в армейском обозе. После Гражданской войны судьба братьев Покрасс сложилась по-разному. Самуил, работавший в годы НЭПа в различных варьете, к 1924 году разочаровался в советской власти и, выехав на гастроли в Берлин, обратно в СССР уже не вернулся. Через некоторое время он оказался в эмиграции в США. И хотя в США его музыкальная карьера на эстраде складывалась вполне удачно, однако он не вписался в русскоязычную белоэмигрантскую среду, и его судьба в итоге оказалась трагической. Для многих беженцев из России он был и оставался автором ненавистного гимна ненавистной Красной Армии. Однажды 15 сентября 1939 г., он обедал в ресторане и вдруг упал лицом в тарелку. Выяснилось, что в пищу был подмешан цианистый калий. Пресса только гадала, чьих рук это дело: экзальтированных белоэмигрантов или агентуры НКВД? В СССР имя Самуила было запрещено упоминать, а его произведения исполнялись без указания авторства.

А вот Дмитрий Покрасс прекрасно вписался в советскую действительность и стал одним из главных авторов бравурных маршевых мелодий в СССР. С 1932 г. с ним начал тесно сотрудничать младший брат Даниил. Братья хорошо дополняли друг друга. Основным мелодистом был динамичный, взрывной Дмитрий, а гармонизация была в руках рассудительного, несколько флегматичного Даниила. Так возник «бренд», имя которому было «Братья Покрасс». 1936 году братья Дм.Покрасс приобрели еще одного влиятельного покровителя – Л. М.Кагановича, ставшего за год до этого наркомом путей сообщения СССР. Стараниями Кагановича в Москве в Центральном Доме культуры железнодорожников (ЦДКЖ) был создан джаз-оркестр, который и возглавил Дмитрий Покрасс. Джаз-оркестр ЦДКЖ под управлением Дмитрия Покрасса просуществовал 36 лет, благополучно под высоким покровительством пережив даже компанию «борьбы с космополитизмом». Он умер в 1978 году в возрасте почти 80 лет.

Покрасс Дмитрий Яковлевич (1899-1978), советский композитор и дирижер, автор популярных песен. Лауреат Сталинской премии. Народный артист СССР

Печальнее сложилась жизнь Даниила Покрасса. Судьба его свела с балериной Юлией (Юдифью) Мельцер – невесткой Сталина. После того, как ее муж, сын Сталина Яков Джугашвили, погиб в немецком плену, Юлия два года провела в тюрьме, однако затем была выпущена. Ее роман с Даниилом вызвал гнев вождя. Его не арестовали, но на Даниила началось такое давление со стороны прессы, административных органов и концертных организаций, что сердце не выдержало, и он умер от сердечного приступа прямо за рулем собственного автомобиля. Ему было только 49 лет.

Даниил Покрасс (1905-1954) – советский композитор, пианист и дирижер, писал песни в соавторстве с братом Дмитрием

Но вернемся к песне, с которой мы начинали разговор. В некоторых источниках указано, что для песни «То не тучи – грозовые облака» братья Покрасс использовали еврейские народные мелодии. Впрочем, в других местах указан конкретный источник заимствования – это известная песня Марка Варшавского на идиш «Oyfn Pripetchik» («На припечке» или, можно сказать, «У камелька»)

Марк Маркович Варшавский — еврейский поэт и композитор, автор-исполнитель песен на идише, родился в Одессе в 1848 году. Он окончил юридический факультет Киевского университета и работал в Киеве присяжным поверенным, а в свободное время сочинял и исполнял, аккомпанируя себе на пианино, песни на языке идиш. Длительное время Варшавский не записывал свои песни, будучи убеждён в их невысокой художественной ценности, однако по совету выдающегося еврейского писателя Шолом-Алейхема он решил опубликовать сборник из 25 песен с нотами, который вышел в свет в 1901 году с предисловием Шолом-Алейхема и имел большой успех. Впоследствии сборник Варшавского «Идише фолкслидер» («Еврейские народные песни») неоднократно переиздавался в расширенном виде.

Варшавский Марк Маркович (1848-1907) – еврейский поэт и композитор, автор и исполнитель песен на идише

Упомянутая «Oyfn Pripetchik» — одна из самых известных песен Варшавского, распространившаяся во всех странах, где в то время проживали евреи-ашкеназим, говорящие на идиш. При этом говорится, что и сам Варшавский опирался в этой песни на старинные народные мелодии – возможно, восходящие даже к гимну эпохи Маккавеев (есть и такие упоминания) – но у меня недостаточно квалификации, чтобы такие предположения проверить.

Вот эта песня, в исполнении уже известного нам Михала Хофмана. Слышите, как лирическая мелодия Варшавского превратилась в маршевую мелодию братьев Покрасс?

Песня Варшавского, ставшая фактически народной, была использована, в частности, в знаменитом фильме Стивена Спилберга «Список Шиндлера», вот сцена из фильма, где звучит эта песня:

Теперь, когда мы разобрались с мелодией, еще раз вернемся к песне на слова Хирша Глика. В послевоенные годы гимн еврейских партизан был переведён на десятки языков, исполнялся в разных странах. Среди исполнителей гимна был знаменитый американский негритянский певец левых взглядов, борец за мир Поль Робсон: он приехал в Москву в 1949 году давать концерты и внезапно спел эту песню — под названием «Песня Варшавского гетто» — наполовину по-английски, наполовину на идиш — прямо в разгар кампании по «борьбе с космополитизмом». В тот момент это произвело эффект разорвавшейся бомбы, а у Робсона отношения с СССР были временно испорчены.

Вот эта историческая запись Поля Робсона на концерте 1949 года в Москве:

Ну и в заключение послушаем еще несколько современных исполнений.

Рок-обработка (современный израильский ансамбль):

Еще одна современная обработка:

Современная французская версия. Слова наполовину на идиш, наполовину на французском:

Вы удивитесь, но вот это – версия на японском языке (казалось бы, где еврейские партизаны, и где Япония?):

И сегодня эта песня исполняется в разных странах на мероприятиях, посвященных памяти жертв Холокоста и антинацистского Сопротивления. В частности, каждый год в годовщину восстания в Варшавском гетто хор Войска Польского исполняет эту песню на идиш.